Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг - Страница 163


К оглавлению

163

Что-нибудь нужно добавлять? По-моему и так ясно, что практически никаких подлинных документов о здоровье и болезни Иосифа Виссарионовича, значимых документов, не сохранилось. Почти все, что имеется, за исключением мелочей вроде ЭКГ от 1926 года, откровенные фальшивки. Самое смешное, целая орда исследователей, среди них есть и врачи, изучают эту макулатуру и уже все запутались в своих выводах. Они не могут понять, ни как диагноз поставили, ни как лечили, даже не могут понять, почему и по какому принципу у постели умирающего вождя была собрана именно такая шайка эскулапов.

Если всерьез воспринимать документы с описанием симптомов болезни и лечения Иосифа Виссарионовича, то неизбежно попадешь в тупик. Симптомы такие, что вызывают подозрение и в инсульте, и в отравлении, и в инфаркте миокарда. А лечение тоже странное, от этого лечения неизбежно умер бы и отравленный, и инфарктник, и инсультник. Такой же акт вскрытия. Клиницисты до сих пор не могут в этом ребусе разобраться. Каждый делает такие заключения, какие ему больше нравятся. Это пример того, как узкий специалист мучается со своим флюсом. Да не описывают эти документы ни симптомы, ни лечение. Их составляли таким образом уже после всех событий для другой цели: заткнуть рты врачам как можно надежней. Если бы они вздумали потом где-нибудь начать рассказывать правду о событиях первых дней марта 1953 года, то их можно было бы расстрелять либо за намеренную неверную диагностику, либо за намеренное неправильное, убийственное лечение. На тот случай, если бы охрана или обслуживающий Сталина персонал перестали бы следить за тем, какие они слова говорят — отравление. Наверняка и беседа Игнатьева (скорей всего Игнатьева) с группами медиков, охраны и обслуги так и проходила: «Хоть кто-нибудь из вас хоть где вякнет лишнее — все вместе дружно в ряд станете у стенки со лбами, зеленкой намазанными. Это вы товарища Сталина отравили (залечили) и вот вам Журнал врачебный и акт вскрытия. Мы просто на них внимательней посмотрим…».

И всё было спокойно, пока в 1965 году профессору А. Мясникову не пришла в голову мысль оставить след в истории. Он написал мемуары «Я лечил Сталина». Собственно о Сталине там всего одна глава. Мемуары о нем самом, таком талантливом и красивом. Профессор был откровенным хвастуном, пижоном и бабником. Таким, что даже не удержался и похвастался тем, что он приехал в 1948 году на работу в Москву из Ленинграда и свою шикарную квартиру завесил оригиналами полотен известных художников. Его даже не остановило, что может возникнуть подозрение в том, каким образом в блокадном городе он приобрел эту коллекцию.

Этот пижон своей книгой, как я думаю, хотел взорвать общественное мнение, покрасоваться. Нет, почти все, что касается смерти Сталина там написано как его и инструктировали. Но пижон-профессор себя считал умным, а остальных дураками, поэтому решил, что он «ребус загадает», а разгадают только потомки. В своей книге он и про строфантин написал (официально он не вводился Сталину), и про то, что утром 2 марта первыми к Вождю были вызваны лечащий врач Иванов-Незнамов и профессор П.Е. Лукомский.

Но А. Мясников был не только пижоном, еще и профессионалом очень и очень высокого уровня. Моральные его качества — это одно. Но профессионализма там не отнять. И, как профессионала, его, наверняка, всю жизнь бесила эта история с кремлевским пациентом в ее официальном виде. Вот он и написал мемуары в таком ключе, что у любого профессионала-врача, прочитавшего их, сразу возникнет подозрение — официальная история болезни Сталина является ерундой, фальсификацией.

Фишка в том, что врачам-убийцам инкриминировалось не только убийство Жданова, им еще предъявляли и убийство Щербакова в 1945 году, который умер от обширного инфаркта после введения, как считало следствие, сильнодействующего вещества. Материалы по этому делу приведены в полнейшее безобразие, каким веществом был убит Щербаков толком неизвестно, но самое вероятное — строфантином.

Теперь зажмурьтесь и затаите дыхание: первым врачом, вызванным к Сталину 2 марта был П.Е. Лукомский. П.Е. Лукомский (дышать еще рано!) был вызван к пораженному инсультом пациенту, но только Лукомский, главный терапевт РСФСР, был (внимание!) — известнейшим КАРДИОЛОГОМ! И еще раз зажмурьтесь: документы, названные историей болезни Сталина, делал Лукомский! Это он автор той липы.

На этом можно и закрыть тему с инсультом. Первым врачом, появившимся у больного с инсультом — был КАРДИОЛОГ! Вернее, А. Мясников называет двух врачей — Иванова-Незнамова, лечащего врача и кардиолога Лукомского. И эта информация выглядит вполне логичной. Сталину стало плохо, охрана сразу вызвала лечащего врача. Тот, осмотрев больного, вызвал КАРДИОЛОГА. Только так в реальности всё и могло происходить. Другие описания ситуации — полнейшая белиберда.

Можно с уверенностью утверждать, что в ночь на 2 марта у Сталина начался сильный приступ стенокардии. Он принял нитроглицерин (помните, Мясников оговорился, что в аптечке даже нитроглицерина не было — это он так загадками говорил), не помогло, вызвали лечащего врача, тот понял, что у Вождя инфаркт, сразу был приглашен лучший кардиолог страны. Сделали ЭКГ — инфаркт. И П.Е. Лукомский ввел Иосифу Виссарионовичу строфантин. Оставалось только ждать смерти. Сталина уже ничего не могло спасти.

Очень странно, что ни в одном документе упоминаний о введении строфантина, кроме как в воспоминаниях А. Мясникова, я не нашел. В наши дни использование этого препарата при остром инфаркте категорически не рекомендуется, его применение может вызвать разрыв некротизированной сердечной мышцы. Но в те годы сердечные гликозиды, строфантин в их числе, были рекомендованы при лечении острых инфарктов… И потом, по официальной версии болезни, у пациента была мерцательная аритмия, при ее лечении тоже строфантин применяется. Так чего так боялся Лукомский, убрав из документов упоминания об этом препарате?

163