Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг - Страница 141

141

Что-то выпало? Естественно, фронтами командовал не Антонов, а Сталин, который со штабным всего один или два раза разговаривал, зато почти каждый день подмахивал уже готовые распоряжения. Много на себя генштабисты берут, они проекты распоряжений могли готовить только после конкретных указаний Верховного, о чем распоряжение должно быть. Наизображали из себя «мозгов армии».

Но Сергей Матвеевич был одержим нестерпимым зудом описать свою выдающуюся роль во всех операциях Красной армии, поэтому ему пришлось невольно открыть еще одну страницу жизни Климента Ефремовича Ворошилова.

В 1943 году началось освобождение Крыма. Сначала нужно было разработать план. Без штабных здесь никак не обошлось. «22 сентября по запросу Ставки А.М. Василевский доложил свои соображения на этот счет». Т.е., не Ставка соображала, а Василевский.

Ладно, дальше уже Ставка соображала, и Сталин посылает туда Ворошилова:

«Задачу по овладению Крымом надо решать совместным ударом войск Толбухина и Петрова с привлечением Черноморского флота и Азовской флотилии, сказал он. Пошлем к Петрову товарища Ворошилова. Пусть посмотрит и доложит, как это лучше сделать. Штеменко поедет с ним от Генштаба.

Сталин всегда отдавал предпочтение докладам с места событий.

До того мне, не считая поездки в Тегеран, не приходилось близко соприкасаться с Ворошиловым, хотя, как и все военные, я много был наслышан о нем. Поэтому командировку воспринял с повышенным интересом».

Много он был наслышан… Ну-ну…

Проблемы С.М. Штеменко с Ворошиловым начались уже в пути, в поезде. Бывшего наркома, как понимаю, заинтересовал уровень общего развития Сергея Матвеевича:

«Из Москвы мы выехали в вагоне К.Е. Ворошилова. Климента Ефремовича сопровождали два помощника — генерал-майор Л.А. Щербаков и полковник Л.М. Китаев, кстати сказать, мои однокурсники по академии. Со мной, как обычно, ехал шифровальщик. На месте к нам должны были присоединиться еще несколько офицеров Генштаба.

Уже при первых беседах с Ворошиловым по пути на Кубань я имел возможность убедиться, что это очень начитанный человек, любящий и понимающий литературу и искусство. В его вагоне оказалась довольно большая и со вкусом подобранная библиотека. Как только мы исчерпали самые неотложные служебные вопросы и сели за ужин, Климент Ефремович поинтересовался, какие оперы я знаю и люблю. Мною были названы «Кармен», «Риголетто», «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Борис Годунов», «Чио-Чио-сан».

— Эх, батенька, засмеялся Ворошилов, этого же очень мало.

И начал перечислять названия оперных произведений, о которых до того я даже не слышал.

— А кого из композиторов вы предпочитаете? — продолжал наступать Ворошилов.

Ответить на такой вопрос было нелегко. Я никогда не считал себя тонким знатоком музыки, хотя относился к ней далеко не безразлично, посещал и оперу, и концерты. Вместе с моим другом Григорием Николаевичем Орлом, будучи еще слушателями Академии бронетанковых войск, мы подкопили денег и приобрели себе патефоны, а затем всю зиму добывали пластинки. В то время это было трудное дело. Почти каждое воскресенье поднимались спозаранок и отправлялись с одним из первых трамваев в центр города, чтобы занять очередь в каком-нибудь магазине, торговавшем записями оперных арий в исполнении Козловского, Лемешева, Михайлова, Рейзена или пластинками с голосами певцов оперетты Качалова, Лазаревой, Гедройца и других популярных тогда артистов. Очень нравились нам и романсы, народные песни, а также наша советская песенная музыка.

Рискуя оконфузиться перед К.Е. Ворошиловым, я, тем не менее, рассказал ему все это без утайки. Мой собеседник сочувственно улыбнулся и заметил только, что музыка всегда украшает жизнь, делает человека лучше.

«Экзамен» по литературе прошел более успешно. Я не только ответил на заданные мне вопросы по отечественной классике, но показал и некоторую осведомленность в отношении произведений западноевропейских писателей прошлого и современности…

По вечерам Климент Ефремович просил обычно Китаева читать вслух что-нибудь из Чехова или Гоголя. Чтение продолжалось час-полтора. Китаев читал хорошо, и на лице Ворошилова отражалось блаженство».

Вы только не подумайте, что Штименко описывает всё это с точки зрения приязни к Клименту Ефремовичу. Он своего бывшего наркома почти ненавидел, сами дальше поймёте. Поэтому Ворошилов в его мемуарах, хоть культурный и начитанный, но — сибарит. Свой вагон с библиотекой, всю оперу наизусть знает… Но маршалу это было легко, а вот Сергею Матвеевичу пластинки добывать трудно было. Только библиотеку просто так в вагон не стаскивают, если катаются в нем редко. Библиотека в вагоне — это, значит, вагон и частое рабочее место (не один же Чехов там на полках стоял, наверно, даже Уставы были), и почти дом. Т.е. мотался в нем Климент Ефремович очень и очень часто по просторам страны. Но не в Сочи загорать, конечно, а по фронтам либо заводам, как член Ставки и заместитель Председателя Совнаркома. И куда же, интересно, все эти сведения делись? Где воспоминания очевидцев об этом?

А про чтение офицером-порученцем Чехова или Гоголя по вечерам — это даже очень и очень странно. Как-то не по-офицерски. Положено офицеру в командировке стол стаканами с чистым спиртом сервировать, да санитарок молоденьких для компании позвать. Потом такими советские генералы и станут. Про «Травиату» уже разговоров они не вели. Про баб-с больше.

Самое же неприятное Штеменко ждало по прибытии на фронт. Климент Ефремович, оказывается, не в штабах штаны протирать поехал: «На разрушенную и сожженную в недавних боях станцию Варениковскую наш поезд прибыл с рассветом. Там встретили нас И.Е. Петров и член Военного совета В.А. Баюков.

141