Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг - Страница 140

140

— Поедете здесь.

В вагоне, кроме меня, никого не было. Проводник показал купе. Мелькнуло предположение: «Видимо, мне предстоит сопровождать на фронт кого-то из Ставки».

Вскоре за окном послышался скрип снега под ногами. В вагон вошли К.Е. Ворошилов и еще два человека. Климент Ефремович поздоровался и сказал:

— К вам явится комендант поезда. Скажите ему, где и на какое время нужно будет сделать остановку поезда, чтобы к одиннадцати часам собрать данные об обстановке по всем фронтам и доложить их товарищу Сталину. В последующем будете докладывать, как в Москве, три раза в сутки…».

Ничего странного не видите? Конечно, С.М. Штеменко человек военный, а военный человек отличается от испуганного ботана именно тем, что его невозможно заставить выполнять приказы кого ни попадя. Будь это хоть Папа Римский. Военному прежде всего нужно знать полномочия лица, который ему приказывает.

Но Сергею Матвеевичу его непосредственный начальник, генерал Антонов, даже намека не сделал, что именно в распоряжение Климента Ефремовича он поступает. И Штеменко даже не попытался уточнить полномочия Ворошилова им распоряжаться. Мгновенно «упал и отжался».

Вот как это оценить? Только так, что И.В. Сталин, как Главнокомандующий, имел право отдавать любые приказы любому военнослужащему, и… Был еще один человек, который такое же право имел? К.Е. Ворошилов. По поведению начальника Оперативного Управления Генштаба никакого другого вывода я сделать не могу.

В армии есть две категории начальников — командиры и штабные. Первых тяжело загнать на штабную должность, вторые стремятся на командирскую должность уйти. Но почти любой командир может быть начальником штаба, а вот далеко не каждый штабист пригоден к командной должности. Поэтому им приходится сидеть в штабах-канцеляриях и корпеть над бумажками. Помните, как К.К. Рокоссовский характеризовал Георгия Жукова, когда он еще его подчиненным был? «Штабную работу органически ненавидит». Кое-кто в этом видит недостаток Жукова. А слова «ненавидит» и не «знает», или «не способен выполнять» — это не синонимы. Военные понимают, что Рокоссовский дал положительную характеристику своему подчиненному — командир. И, скорей всего, написал это в характеристике по просьбе самого Жукова, чтобы никто его каким-нибудь начштаба не загнал.

Когда наркомом обороны пришел С.К. Тимошенко он, зная, конечно, об этой характеристике, Георгия Константиновича поставил Начальником Генштаба. Зачем это нужно было — сейчас сказать трудно. Василевский утверждал, что Сталину показалось некорректным после Финской войны сменить наркома обороны, а начальника Генштаба оставить прежнего. О Тимошенко уже видно даже заикаться в свете политики партии боялись, поэтому Александр Михайлович и соврамши. Вопрос с начальником Генштаба не мог быть решен без участия наркома. Это его подчиненный, а не Сталина. Не нужно Сталину приписывать, что он всех сам в стране назначал, он грамотным руководителем все же был, а не самодуром.

Только одно могу предположить, что Жуков имел боевой опыт, а у Шапошникова его, кроме как в германскую, не было. Нужен был командир, который мог бы перестроить работу штаба под условия приближающейся войны, а дальше уже и штабного можно ставить опять на должность. До Жукова еще и К.А. Мерецков успел в этом кресле посидеть, но, кажется, не совладал с тем болотом. Там болото было исторически сложившимся, почти все военспецы Троцкого шли не в командиры, а в начальники штабов. Вот Тимошенко и выдвинул туда человека, который мог одним командирским голосом привести штабных в «трепет и изумление». Кажется, это ему удалось. Всю войну эти крючки по фронтам летали в командировки и не бухтели, строя из себя элиту. Только уже после смерти Сталина стали изображать из себя главных действующих лиц и писать, что вот как неправильно их из теплых кабинетов Генштаба посылали в войска. И стали всячески в мемуарах выпячивать свою роль «организаторов побед». Вот в этом я вижу причины загадочных появлений в «восстановленных» главах книги Рокоссовского многочисленных упоминаний о Генштабе. Именно туда для редактуры и цензурирования поступали рукописи мемуаров, там они и дорабатывались. А сами генштабисты свою роль в ВОВ описывали так, что до сих пор у историков при слове «Генштаб» в зобу от восторга перехватывает. И С.М. Штеменко катанул мемуар в подобном ключе. Представил себя особо значительным лицом в командовании. Поэтому получилось у него местами нечто удивительное. Например, вот как, находясь в Тегеране, работал Верховный: «На протяжении всего срока работы конференции я занимался своим делом: регулярно три раза в день собирал по телеграфу и телефону ВЧ сведения об обстановке на фронтах и докладывал их Сталину. Как правило, доклады мои слушались утром и после заседания глав правительств (а заседали они обычно по вечерам).

Почти ежедневно А.И. Антонов передавал мне проекты распоряжений, которые необходимо было скрепить подписью Верховного Главнокомандующего. После того как Сталин подписывал их, я сообщал об этом в Москву, а подлинники документов собирал в железный ящик, хранившийся у шифровальщика.

Один или два раза Сталин сам разговаривал с Антоновым. Был также случай, когда он лично связывался с Ватутиным и Рокоссовским и выяснял у них возможности ликвидировать контрнаступление противника под Киевом. Особенно его интересовало мнение Рокоссовского, фронт которого должен был оказать содействие фронту Ватутина на мозырском направлении».

140