«…Наш социалистический лагерь, состоящий из двенадцати братских стран, от Корейской Народно-Демократической Республики до Германской Демократической Республики, от Демократической Республики Вьетнам до Народной Республики Албании, представляет собой единое целое. Между нашими социалистическими странами и между нашими коммунистическими партиями осуществляется братская взаимная поддержка и сотрудничество на основе самостоятельности и полного равноправия. Мы должны теснейшим образом сплотиться воедино, должны беречь нашу сплоченность как зеницу ока и ни в коем случае не допускать никаких выступлений и действий, наносящих ущерб этой сплоченности», — из речи Чжоу Эньлая было видно, что китайские коммунисты не рассчитывали на то, что будет происходить на съезде, они не ждали, что съезд, провозглашавший строительство коммунизма, на самом деле коммунизм станет хоронить.
В Президиуме вокруг Первого маршала нервно заерзали, когда услышали перевод слов Чжоу, которые на китайском языке прозвучали особенно резко:
«Мы считаем, что если между братскими партиями возникли, к несчастью, споры и разногласия, то следует их терпеливо разрешать, руководствуясь духом пролетарского интернационализма, принципами равноправия и достижения единства взглядов путем консультаций. Открытое одностороннее осуждение в адрес какой-либо братской партии не способствует сплоченности, не способствует разрешению вопроса». Стало ясно, что КПК линию съезда на подчинение всего коммунистического движения КПСС, обозначенную травлей албанцев, не поддерживает…
На X съезд РКП(б) Климент Ефремович был избран делегатом. Дальше задвигать его в угол РВС Республики больше не имел возможности, слишком оглушительной была слава «первого красного офицера». Более того, на заседании 10 марта Климент Ефремович был председательствующим, а это свидетельство того, что он снова выдвигался в первые ряды большевиков. На этом съезде Ворошилов с Фрунзе были избраны и в ЦК РКП(б). Съезд был знаковый, один из самых важных в истории партии большевиков. На нем была Владимиром Ильичем Лениным провозглашена новая экономическая политика, и проходил он на фоне очень непростом. Кронштадтский мятеж. Мятеж был очень опасным. Ленин на съезде четко обозначил инициаторов и степень его опасности: «За две недели до кронштадтских событий в парижских газетах уже печаталось, что в Кронштадте восстание. Совершенно ясно, что тут работа эсеров и заграничных белогвардейцев…Эта мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые, потому что мы имеем дело со страной, где пролетариат составляет меньшинство, мы имеем дело со страной, в которой разорение обнаружилось на крестьянской собственности, а кроме того, мы имеем еще такую вещь, как демобилизация армии, давшая повстанческий элемент в невероятном количестве».
Но Владимир Ильич, по понятным причинам, не мог в те дни назвать главных виновников, деятельность, вернее, преступная бездеятельность которых привела к восстанию матросов. Сама партия находилась на грани раскола, борьба с внутрипартийной оппозицией была в самом разгаре, поэтому прямо заявить о тех, кого нужно было отдавать под трибунал за всё, что произошло в Кронштадте, еще было невозможно. И это умолчание перекочевало в историографию, создав моменты для различных спекуляций. На самом деле, как мне видится, проблема с Кронштадтским мятежом предельно проста. И она опять в Троцком. Я сам опасаюсь, что у читателя возникнет подозрение в моем навязчивом стремлении на Льва Давидовича все стрелки перевести. Но, тем не менее…
В Кронштадте стояло два очень интересных и очень больших корабля с пушками, в ствол которых можно было без труда хорошего поросенка засунуть: линкоры «Петропавловск» и «Севастополь», переименованные после революции в «Марат» и «Парижскую коммуну». Отличались эти линкоры тем, что в Феврале 1917 года там была самая шумная буза и офицеров за борт швыряли особенно азартно, потому что среди матросов было очень сильно влияние анархистов, эсеров и прочей сволочи. И когда после Октября кронштадтских матросов стали брать для усиления отрядов Красной гвардии и Красной армии, как наиболее революционную и организованную силу, то эту линкоровскую компанию предпочитали особо не трогать, в результате только примерно 4% из личного состава «Марата» и «Парижской коммуны» были призваны на фронты и для укрепления органов Советской власти. Естественно, призвали наиболее сознательных, осталась почти исключительно анархо-эсеровская братия, о которой даже сам Троцкий отзывался красноречиво, писал, что у них прически, как у сутенеров. «Красоту» матросских чубов Лёва заметил, но стричь их парикмахеров не прислал. Точнее, он прислал такого парикмахера!..
Остальной гарнизон базы Балтийского флота к 1921 году был не многим лучше. Всех сознательных и дисциплинированных, большую часть гарнизона и команд других судов, выгребли на фронт почти под гребенку. Но бросать корабли и базу без личного состава было нельзя, поэтому вместо убывших пришли мобилизованные крестьянские парни. И Кронштадт захлестнула мелкобуржуазная стихия. Потому что службой там никто толком не занимался, на политическую работу забили. А создалось такое положение из-за кадрового решения наркомвоенмора. Троцкий — это какой-то сплошной человек-парадокс. Если бы я не был уверен, что он был элементарно глуп и беспрецедентно амбициозен, и этот коктейль его личных качеств двигал его на неподдающиеся никакой логике поступки, то точно стал бы искать за всеми его действиями таинственную руку международного фининтерна.