Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг - Страница 144


К оглавлению

144

И жил Климент Ефремович, кажется, все время подготовки операции в землянке, если судить по таким высказываниям Штеменко: «И.Е. Петров целыми днями, а порой и ночами пропадал в войсках. Только под Новый год он вернулся раньше обычного и пригласил нас к себе в домик на ужин… В тот день (в день высадки десанта. — Авт.) вражеская артиллерия буквально неистовствовала. К вечеру, когда мы находились у Петрова, ею была разрушена и землянка Климента Ефремовича, при этом погиб стоявший у входа часовой».

Даже из того, что Сергей Матвеевич написал, видно, что Климент Ефремович торчал в порядках войск, которым предстояло выполнить главную роль в предстоящей операции, а командующий Приморской армией прятался от него «в войсках».

Ворошилов же упорно его вытягивал на передний край: «Зимние дни вообще коротки, а 9 января, всецело поглощенные последними приготовлениями к операции, мы даже не заметили, как стемнело. До нанесения удара по противнику оставалось еще много времени. Посадка десанта должна была начаться в 20 часов. Но нетерпение взяло верх.

— Идемте на наблюдательный пункт, предложил К.Е. Ворошилов. Наблюдательный пункт И.Е. Петрова располагался примерно в 2 километрах от переднего края, на высоком обрыве у самого Азовского моря».

Осознаете, какую ненависть к Клименту Ефремовичу испытывали такие «военные», как Петров и Штеменко? Мало того, что живет в землянке, а не в своем вагоне с библиотекой, так еще и торчит у немцев под носом, наблюдая в стереотрубу, как наши войска оборону прогрызают, руководя ими. А вокруг снаряды рвутся. Так ведь еще и убить могут на войне!

Командующий Приморской армией Петров и допрыгался. Штеменко снятие Петрова представил так, что это Ставка сделала помимо Климента Ефремовича, не поставив его в известность. Враль. Начал он врать с того, что придумал, будто Ворошилов был послан помогать Петрову. На самом деле представитель Ставки координировал действия фронтов и соединений, а не нянькой за командармами ходил. И когда Приморская армия завязла под Керчью, несмотря на указания Ставки город штурмом не брать, обойти, терпение Ставки закончилось. Петрова сняли с командования, с погон у него сдуло одну звезду, стал он из генерала армии генерал-полковником. Вместо его назначили Еременко.

А на Климента Ефремовича И.В. Сталин подписал 2 февраля наградной к ордену Суворова i-й степени. Это была на тот момент высшая награда для полководца. Сталин имел представление, кто там операцию по высадке десанта, захвату плацдармов и выводу Приморской армии на оперативный простор провел, а кто в это время «в войсках» прятался.

После смены командующего, до самого освобождения Крыма, Ворошилов вместе с Василевским там продолжал находиться. Никто его менять и не думал.

Штеменку же обидели. Сначала, как он пишет, Сталин придрался к протоколу, который по настоянию Ворошилова подписали все участники совещания по отработке взаимодействия армии и флота:

«Когда речь пошла о делах в Приморской армии, Верховный вспомнил наш протокол с десятью подписями:

— Колхоз какой-то. Вы там не голосовали случайно?.. Ворошилову такое можно еще простить — он не штабник, а вы-то обязаны знать порядок. Затем, обращаясь уже к Антонову, кивнул в мою сторону: — Надо его как-то наказать за это».

На слове «колхоз» прокололся Штеменко. Не сталинское это выражение. Никогда Иосиф Виссарионович слово «колхоз» в уничижительном смысле не использовал и не мог использовать, это было его любимым детищем, а не поводом для стёба. Вот штабные «военные» так говорили. И не мог Сталин говорить, что Ворошилов о культуре оформления штабных документов не в курсе. Климент Ефремович 15 лет наркомом обороны был, он этих документов видел побольше всяких штабных, он сам их формы утверждал.

Потом еще и наградой его обошли: «В мае, после освобождения Крыма, многие из участников операции были награждены. При этом И.В. Сталин опять вспомнил наш злополучный протокол. Обнаружив в списках представленных к наградам мою фамилию, он сказал А.И. Антонову:

— Награду Штеменко снизим на одну ступень, чтобы знал наперед, как правильно подписывать документы.

И синим карандашом сделал жирную пометку».

Получил Штеменко «всего-навсего» Суворова 2-й степени. Вот оцените уровень штабной наглости — его они представляли к 1-й степени! За что это?!

Лезет почти изо всех маршальско-генеральских мемуаров стремление показать, как Сталин презрительно относился к Клименту Ефремовичу. Не стеснялся критиковать его при подчиненных, называл неграмотным штабистом, не разбирающимся в военном деле и развалившим армию в бытность наркомом (это ж нужно додуматься! Человек эту армию создал, а стали писать, что он там бардак развел). Чего только не напридумывали! Читаешь эти мемуары, где есть страницы о Ворошилове и удивляешься подлости авторов (а может быть и редакторов, которые гуда это вписали). Потом это так всё и прижилось.

Но смотрите, как назначения Климента Ефремовича представителем Ставки на фронты говорят о величайшем уважении к нему Сталина. До Крыма, в январе 1943 года, он координировал действия Ленинградского и Волховского фронтов, он руководил прорывом блокады Ленинграда. Сталин не хотел, чтобы имя друга связывали с тем, что при нем город был окружен. И не вина Климента Ефремовича в том была, он в 1941 году сделал почти невозможное, не позволил немцам вторую столицу взять. Тогда везде тяжело было, и Москву едва не потеряли. Да еще ради обеспечения успеха на Северо-Западном направлении Гитлер и ослаблял армии фон Бока, перекидывал войска Леебу, но ничего не помогло. Ленинград так и остался занозой для вермахта, приковывая к себе значительные силы немцев. Вот направление туда в 1943 году Ворошилова — это явное признание его заслуг в обороне города Ленина, знак, что именно он достоин командовать войсками, которые и прорывать блокаду будут.

144